Часть 3

Однажды она сказала: «Вот, Машутка, спросит нищий копеечку — надо давать. Если есть — дай, а нет, не выражая неудовольствия, пройди мимо. Любое доброе дело записывается». На обратном пути от матушки (она ведь жила недалеко от железнодорожного вокзала) мне повстречался человек: «Дочка, дай две копейки, мне не хватает похмелиться». Вспомнив матушкины слова, я подала ему с сочувствием, жалостью и любовью.

Когда матушка была в Лавре преподобного Сергия, отцы Марк и Матфей позвали ее на исповедь к отцу Тихону. Он ее вечером исповедовал. После чего матушка говорила: «Как же отец Тихон исповедовал! Я словно побывала у Оптинских старцев, у своего старца Анатолия». А сам отец Тихон потом дивился: «Ну, Манюшка, и матушка была у меня! Не знаю, кто из нас исповедывался: она у меня или я у нее».

Когда отец Тихон меня постригал, то предостерегал: «Никому об этом не говори, даже сестре не рассказывай: все сохрани в тайне до времени».

Но я сказала: «Я тайну сохраню, но от одного человека не скрою».

— А кто это?

— Матушка Серафима.

И как только я приехала, она сразу же, у дверей, поздравила меня с постригом.

Перед моим отъездом в Сергиев Посад, матушка надела на меня свой пыльничек. Я протестовала: «Матушка, неудобно». Она сказала: «Так надо». Именно в этот раз отец Тихон и одел меня в мантию. Так все ей было открыто.

Подарила мне матушка на Пасху крашенное пасхальное яйцо и сказала: «Машутка, поставь его в свой святой уголок, и пусть оно там у тебя лежит». Прошло много лет. Я прибиралась к Пасхе и переложила яйцо в горку, боясь, что оно скатится и расколется, а потом о нем забыла.

Приезжаю я как-то к матушке на пасхальной неделе, похристосовались, а она спрашивает: «Машутка, а где мое яйцо, в святом углу его что-то не видно?»

Она так меня тогда удивила, что я заплакала и стала просить прощения. «Поставь его на прежнее место. Это яйцо не простое, а пасхальное и памятное», — ответила она.

Больше 35 лет я храню это яйцо. И оно по сей день цело, хотя уже высохло внутри и стало как камушек.

Однажды матушка познакомилась с нашей тетей Кулей (Акилиной). И какая это была встреча! Они поклонились друг другу в ножки. Матушка произнесла: «Ну, раба Божия Акилина, хватит тебе скрываться. Пора и людей утешать, а то ты все в сторонку, да в сторонку».

— Матушка, я неграмотная, ничего не могу.

— Все ты знаешь. Все ты видишь. Утешай людей, принимай.

— Стара я, матушка, ведь мне под восемьдесят.

Они долго беседовали наедине, и это было для меня радостно, ведь мы с тетей были вместе с детства. И этот случай еще раз подтвердил то, какой великой прозорливицей была матушка Серафима. Она в первый раз увидела мою родственницу, а ей уже было открыто кто она такая.

Пришло время и мне пришлось оставить работу учителя. Мне предложили уйти, так как проведали, что дома у меня есть иконы. Я не знала, как поступить и приехала к матушке.

«Машутка, уходи, — сказала она, — напиши заявление по собственному желанию и уходи, ведь так они тебя не имеют права уволить. Для мира ты уже поработала, теперь поработай для Бога».

В 1963 году я ушла с работы и матушка для утешения сказала: «Старец Анатолий Потапов часто мне говорил: «Матронушка, сходи к отцу Нектарию — там медку хлебни. Сходи к отцу Исаакию — там немножко хлебни». Чтобы утешить, матушка меня и еще одну сестру послала к отцу Митрофану. Мы тут же собрались и поехали.

Приезжаем. Там была мать Ксения, которая как увидела меня, так и говорит: «Какая радость, батюшка, кто приехал! Вы давно хотели ее видеть».

Я увидела отца Митрофана и заплакала. А он все провидел: «Что ты плачешь? Не скорби, Господь тебя утешит: Матери Божией будешь служить». Я еще больше расплакалась:

— Батюшка, где же я буду Матери Божией служить?

— А Господь тебе укажет.

От отца Митрофана поехала я к матушке.

«Ну что, Машутка, утешилась? — обратилась она ко мне. Я благодарила матушку, пересказала ей батюшкины слова. В то время церковь была в Тамбове только одна и матушка благословила меня и мою сестру трудиться в Покровском соборе. Я устроилась в просвирню, а через 2 года меня перевели в ризницу. Сестра 20 лет проработала в Покровском соборе, а я — двадцать семь. И это все за молитвы матушки и близких ей по духу старцев.

Матушка говорила: «Когда откроется в Мичуринске Боголюбивый собор, спешите там хоть пол подмести». Откроется и Преображенский собор святителя Питирима в Тамбове. Мы удивлялись: «Неужели доживем?»

— Доживете, доживете.

В начале 1966 года, когда я работала в ризнице, к нам зашла подруга моей родной сестры и спросила: «Мань, а у вас ветхие иконы сжигают?»

— Бывает, что сжигают.

— У меня икона есть, на которой ничего не заметно, темная, никакого образа нет. Можно ее принести? Я тебе отдам, а когда будут сжигать — сожги.

— Приноси. Владыка объявит, когда будут сжигать.

Она принесла икону, я ее протерла, но на сжигание отдать побоялась, решила попросить благословения у матушки. Матушка сказала: «Нет, Машутка, не давай на сжигание. Этой иконой я тебя благословлю. Поставь ее в красный угол и молись. Со временем увидишь, какой образ на иконе. Когда откроется обитель, отдай ее туда, она чудотворная».

Дома я молилась перед этой иконой, читала акафист Спасителю и Матери Божией, и вот она начала обновляться. Сначала появился крестик, а потом образ Спасителя-Богомладенца. Когда обновилась дальше, то появился образ Матери Божией Вышенской. Это очень редкая икона. Я стала перед ней читать акафист Казанской Матери Божией (Вышенской иконе читается этот акафист). Теперь она полностью обновилась.

Однажды мы с сестрой приехали к матушке, она обрадовалась, встретила нас со словами: «Сейчас ко мне придет драгоценная Матушка, великая Странница. Она ходит везде — и по больным, и по тюрьмам. Может Господь сподобит, и вы Ее увидите». Прошло немного времени. Заходит Странница в ветхой одежде, ботинки в пыли, на голове — белый платочек. Матушка подвела нас к Ней: «Драгоценная Ты моя Матушка, хоть Ты и устала, благослови вот этих девчонок». Странница нас благословила. Потом матушка Серафима сказала: «Вы уж девчонки не обижайтесь, Она устала, и я положу Ее отдохнуть». И положила Ее прямо на свою неразобранную белую постель. Странница, как нам показалось, сразу уснула, а матушка тем временем пошла в сад и сорвала там для Гостьи самую красивую розу. Прошло некоторое время, и Она пробудилась. «Ты, Машутка, оставайся тут, а Клашутку я возьму с собой — с ней Матушка поговорит», — сказала мне матушка Серафима. Кто была Та Странница, мы так и не узнали, но от встречи с Ней мы ощутили никогда до этого не испытываемую неизреченную и невместимую радость.

Уже при конце ее жизни мне довелось сопровождать матушку в Тамбов. Тогда еще поезда не ходили, и надо было ехать через село Лысые Горы автобусом. Когда мы доехали до собора святителя Питирима, тогда уже закрытого, старица сказала: «Обойдем вокруг, приложимся к алтарю, а потом пойдем к Питиримовскому источнику». А затем спросила: «Ты знаешь это место?».

— Знаю, конечно, там под землей источник.

— Мы пойдем и омоем в речке ножки, а потом уже к вам домой.

Так мы и сделали: окунули ноги и стали подниматься в гору. Дело было в парке и ступенек было много.

И вот, когда мы почти поднялись на последнюю ступеньку, увидели Младенца лет пяти, с Ним была молодая Женщина в черном одеянии. Младенец Тот был необыкновенной красоты: голубые-голубые глаза, волосы кудрявые, рубашка вышитая, штанишки длинненькие. Матушка упала перед Ним на колени, а я поднялась на последнюю ступеньку и стала сзади них. Она поцеловала Ему ножки и спросила: «Куда Ты идешь?» Он ответил: «Я иду лодочки смотреть». Матушка Его еще о чем-то спросила, но я не слышала. А потом Он задал ей вопрос: «А ты откуда идешь?»

— Я иду от источника святителя Питирима.

С колен матушка так и не вставала.

Когда, расставшись с Ними, мы шли по парку, матушка сказала: «Машутка, как же святитель Питирим меня утешил. Вот, не знаешь, где Господь пошлет утешение. Если бы ты знала, я сейчас не могу в себя прийти, Какого мы видели Младенца! Кого мы видели!».

Домой к нам мы пришли пешком. Над койкой у меня висела картина, которую дал мне в Лавре отец Тихон. Я думала, что на картине изображено, как святые Иоаким и Анна сопровождают свою богодарованную Дочь-Младенца. А оказалось, что это были Матерь Божия с праведным Иосифом, с Богомладенцем Иисусом. Матушка посмотрела на эту картину, сделалась и умиленно доброй, и сосредоточенно серьезной, а потом сказала: «Машутка, вспоминай, Кого мы видели». Я заплакала: «Матушка, теперь и я не могу в себя прийти». А она повторила: «Вспоминай всегда, Кого мы видели».

Одна сестра хотела поехать с нами к матушке и все спрашивала: «Когда же вы меня возьмете с собой?» Я просила у матушки благословения на то, чтобы привезти ее, но она возразила: «Нет, я уже стара людей принимать».

Вернувшись, я рассказала обо всем этом сестре, она расплакалась: «Что же мне погибать? Ведь сколько я в церковь хожу, никогда старцев не видела».

Когда я снова приехала к матушке, то все это ей поведала. Она и говорит: «Я пошла в церковь и поделилась с отцом Георгием: рассказала о твоей просьбе и о том, что я отказала. Отец Георгий со мной не согласился: „Пока рыбка ловится, лови. Всем хочется услышать наставление“. Так что привези ее, Машутка, и пусть молит она об этом Матерь Божию». Я так и передала сестре.

— Как же я буду просить Матерь Божию, и как Она мне даст ответ?

— Проси с усердием. Матерь Божия покажет. И сестра молилась перед Казанской иконой Божией Матери. Вдруг, на другой день она приезжает: «Маня, вези меня к матушке! Я просила Матерь Божию, как могла, и вдруг: Она повернула Свой лик в сторону Мичуринска. Я вскакиваю и лечу к тебе. Вези, как хочешь». И вот привезла я ее к матушке. Была зима. Я сама вошла в дом, а сестру оставила в саду. Матушка собиралась топить печь. «А, это ты, Машутка, небось, привезла эту Марьюшку, а где же она сама?»

— Я ее в саду оставила.

— Ну, ступай, зови. Пусть проходит.

Мы из сада зашли на кухню, а там полным-полно дыму. Матушка: «Господи, помилуй, что же это такое? Никогда столько дыма не было». А Мария, услыхав это, упала матушке в ноги, разрыдалась, не остановить: «Это я вся в дыму, прокоптилась. Никто ничего мне не подскажет, одна я». «Ну, садись, Машутка, садись, — приласкала ее матушка, — сейчас я тебя утешу». И стала Мария матушкиным чадом.

Некоторое время спустя, благословила меня матушка везти Марию в Задонск: «Вези ее, ей батюшка иночество даст». И она стала инокиней.

Еще была одна Клавочка. Окончила школу и не знала, куда пойти учиться. Детей в семье у них много, а средств на их учебу не было. Мать Клавы обратилась ко мне за советом, как быть? Я сказала: «Завтра придет ко мне матушка, приходите». И они пришли, стали у матушки спрашивать благословение, куда пойти учиться. А матушка: «Ой, никуда ей не надо. Благословляю только на портниху учиться. Будешь хорошая-хорошая портниха». А потом повезла ее к отцу Власию. Там она помогала шить ризы и многое другое. Батюшка сказал: «Ну вот, Клавдия, ты будешь портниха, да еще какая! Архиерейская портниха!» Что и сбылось.

Протоиерей Николай Засыпкин впервые услышал о матушке в начале 1950-х от протоиерея Иоанна. А затем, по прошествии нескольких лет и лично познакомился с ней у игумена Серафима (Мякинина), с которым он тесно духовно общался пока этот старец, уже постриженный в великую схиму с именем святителя Митрофана Воронежского, не преставился 25 декабря 1964 года ко Господу.

Отец Николай вспоминает:

«Однажды летом я приехал к нему на велосипеде (проделав путь около 40 км) и увидел незнакомую мне матушку с лучистыми глазами и тихой, плавной речью. Батюшка меня с ней познакомил, сказав: «Это матушка Мария (тогда она не была еще в схиме) из Мичуринска». Так я впервые увидел матушку. В это время за батюшкой приехали из соседнего села, чтобы пособоровать и причастить больного. Уезжая, батюшка сказал матушке, чтобы она со мной побеседовала. Уже наслышанный о матушкиной прозорливости, я очень волновался, но своей беседой матушка сразу меня успокоила. Более двух часов слушал матушку. Она ни о чем меня не спрашивала. Она все время рассказывала. Я слушал с большим интересом, но не все из сказанного мне было понятно, а переспрашивать постеснялся.

Вернулся батюшка, была еще общая беседа, подробностей которой уже не помню. На второй день, попрощавшись с матушкой и взяв благословение у батюшки, отправился на своем велосипеде домой. Ветер был встречный и довольно сильный, но я как-то не замечал этого. Всю дорогу в мыслях воспроизводил вчерашнюю беседу с матушкой и с удивлением понял, что из ее уст услышал историю всей своей жизни и много советов на будущее, которые потом очень пригодились. Меня поразила мудрость и прозорливость матушки.

В конце 1959 года, по независящим от нас причинам, нашей семье предстояло переезжать из одного района в другой. Дали возможность выбора — предложили три места, и одно из них — Юрловка (тогда еще райцентр). Съездив туда и подумав, я отказался. 30 ноября поехал посмотреть еще один пункт — Шехмань (до 1959 года — райцентр, а после ликвидации Шехманского района — большое село Петровского района).

На обратном пути через Мичуринск заехал к матушке Серафиме просить благословения на переезд. Погода стояла теплая. Матушка благословила и сказала: «Я буду молить Царицу Небесную, чтобы вы там прожили как можно дольше. Вам там будет хорошо». (По молитвам матушки мы прожили в Шехмани 26 лет до переезда в Тамбов и нам там, действительно, было хорошо.) Переезд намечался на воскресенье 6 декабря. Я стал говорить матушке о трудностях переезда, ведь мы сделали все заготовки на зиму, у нас четверо детей, а младшему — всего три месяца, опасался, что похолодает. Она успокоила, сказав, что все перевезем, и нас Царица Небесная согреет.

1 декабря, вернувшись в Мордово, рассказал о своих впечатлениях и о том, что матушка благословила переезжать. Мы стали готовиться к переезду. В автотранспортном хозяйстве выписали две грузовые машины, в райпотребсоюзе пошли нам навстречу и дали для детей с женой легковую. И вот в канун намеченного дня отъезда, в субботу 5 декабря в ночь на 6 декабря, стукнул мороз. Именно стукнул — 30 градусов по Цельсию. Но деваться некуда, откладывать день отъезда нельзя. Рано утром пошел в автохозяйство уточнить время погрузки, и по дороге мне чуть не перехватило дыхание от мороза, а в голове мысль: «А матушка говорила, что нас Царица Небесная согреет; вот так согрела».

Подошли машины, погрузили все, что нужно везти: картофель в мешках — на солому в открытый кузов, соленья и все заготовки в кадках и банках, также кур и гусей в клетках… И еще было жаль оставлять большой фикус и пальму хамеропс, погрузили и их в платяной шкаф, жена с детьми и бабушкой сели в «Газик», но по дороге испортилась обогревательная система, и они ехали 70 с лишним километров в необогреваемой машине. Доехали благополучно, только куры немножко обморозили гребешки, но дети не замерзли, картошка тоже не померзла, и даже фикус и пальма остались неповрежденными. Это для нас было настоящим чудом, и все — по молитвам матушки. И сколько было случаев в нашей жизни, подтверждающих силу молитв незабвенной матушки Серафимы!

Моя младшая сестра оформила гражданский брак с молодым человеком, с которым была знакома несколько лет, а вот венчание и свадьбу отложили на 1,5 или 2 месяца. Жених уехал в Тамбов, где он жил на квартире и работал, а сестра осталась с мамой в деревне. И надо же такому случиться — за ней стал ухаживать молодой человек, родителям которого очень хотелось видеть мою сестру своей снохой. Они стали «атаковать» сестру так, что она растерялась. Мама прислала письмо с просьбой помочь в сложившейся ситуации. Первой моей мыслью было: поехать к отцу Митрофану, взяв с собой сестру, но такой возможности в это время не представлялось. Вскоре у нас появилась необходимость ехать с женой в Тамбов, в поликлинику. Ехать нужно было поездом через Мичуринск. И тогда я написал маме письмо с просьбой, чтобы сестра приехала к нам для совместной поездки в Тамбов, а по пути мы заедем в Мичуринск к матушке Серафиме.

Сестра приехала к нам, и мы втроем отправились в путь. В Мичуринске зашли к матушке (сестра первый раз). Зашли сразу все вместе. Матушка о нашем приезде предупреждена не была, и по какому поводу мы к ней зашли, знать не могла. Она, как всегда, приветливо встретила и произнесла, обращаясь к сестре: «А вот и невеста приехала, уже просваталась, а теперь колеблется». И стала говорить о том, что оформление гражданского брака — это уже обещание, и его нужно выполнить, и что молодой человек, добивающийся того, чтобы она вышла за него, имеет в своем характере и образе жизни много недостатков, которые будут помехой в семейной жизни. А венчаться и создавать семью нужно с тем, с которым расписалась, человек он хороший. Матушка дала сестре небольшую иконку (литографию) Почаевской Божией Матери, с которой сестра не расстается до сих пор, и еще дала пирог и сказала, чтобы пригласили жениха сестры на квартиру, где остановимся, и вместе с ним поужинали, угостив этим пирогом, что мы и сделали. Весной наши молодые повенчались и мирно живут вот уже более тридцати лет.

В 1964 году День Светлого Христова Воскресения приходился на 3 мая. Таким образом, было три свободных от работы дня. Мы с супругой решили поехать на Праздник Пасхи к отцу Митрофану в село Путятино Липецкой области, где он тогда служил в храме вторым священником. Это было последнее место службы батюшки. В Путятине мы ни разу не были. В Великую Пятницу 1 мая отправились в путь. Как всегда, приехали к матушке в Мичуринск за благословением. Мы не знали, как из Липецка доехать до Путятина. И матушка пригласила своего зятя Василия Васильевича, подробно рассказавшего, как добраться до этого села. Она благословила нас в дорогу, дала кулич и просила передать его отцу Власию (впоследствии — схиархимандрит Макарий), который в это время служил в городе Задонске вторым священником в Успенском храме. По дороге в Липецк мы с супругой недоумевали: почему кулич надо передать отцу Власию, если мы едем не в Задонск, а в Путятино, а у матушки об этом спросить постеснялись. Потом мы решили, что, наверное, отец Власий будет на Пасху у отца Митрофана, потому что они часто общались.

Доехав до Липецка, городским транспортом добрались до автовокзала, от которого автобусом можно было доехать до Путятина. Когда хотели приобрести билет на автобус, нам объяснили, что рейс до Путятина отменяется в связи с бездорожьем. Ничего не оставалось делать, как возвращаться домой, а для этого нужно было переехать на другой автовокзал. Огорченные, приехали на автовокзал, но не успели взять билет до станции Грязи, как объявили посадку на автобус Липецк-Москва, следовавший через Задонск. В автобусе оказались свободные места, и мы доехали до Задонска. К отцу Власию на квартиру пришли уже глубокой ночью, и сразу же пошли на ночную службу (Утреню Великой Субботы).

Таким образом, Праздник Пасхи встретили в Задонском храме, разговлялись за трапезой у отца Власия, и действительно передали ему из рук в руки матушкин кулич.

Однажды я приехал к матушке в Мичуринск, по пути купил конфет. Как всегда, матушка встретила радушно, накормила. Пришла мысль: дать матушке еще рублей пять денег, а следом — другая: а с чем в следующий раз приеду? Жили мы небогато. Конечно, я знал, что эти рубли матушка отдаст кому-то из нуждающихся. Но все-таки вторая мысль взяла верх — пятерку я не дал. Побыл у матушки, насладился ее беседой, взял благословение на дорогу. Пожелала она мне счастливого пути и при этом слегка улыбнулась. Я не спеша пошел на вокзал к электричке, почему-то решив, что электричка на Грязи отправляется не в 15 часов 15 минут, а в 15 часов 45 минут. Подходя к вокзалу, услышал объявление об отправлении моей электрички. Бросился бежать со всех ног и, запыхавшись, в последний момент вскочил в вагон. Подумал, что сейчас, немного отдышавшись, пройду в головной вагон и куплю проездной билет. Но как только тронулся поезд, подошел контролер с проводницей и потребовал предъявить билет. Я пытался оправдаться: мол, опаздывал, не успел купить билет в кассе, думал, что возьму в вагоне. Проводница решила защищать меня, но контролер был непреклонен: «Плати штраф!» Так и пришлось отдать ту самую пятерочку сверх стоимости проезда.

Через небольшой промежуток времени я опять приехал к матушке. Она все так же приветливо встретила меня и спросила: «Ну, как, голубчик, в прошлый раз доехал?» Ответил: «Слава Богу, матушка, хорошо». Она и говорит: «А ты всегда старайся держать руку не так (сжала все пять пальцев в кулак), а вот так (широко раскрыла ладонь)». Я ничего не говорил матушке о том, что меня оштрафовали в прошлую поездку. И это было сказано мне в назидание — обличение в скупости и напоминание, что «рука дающего не оскудевает». Так незабвенная матушка обличала нас в пороках.

Перед началом весенней распутицы в сельскую аптеку, где я работал заведующим, разрешили в виде исключения на время весенне-полевых работ завезти аптечки первой медицинской помощи, перевязочные материалы и медикаменты с Тамбовского центрального аптечного склада, хотя мы были прикреплены на снабжение к Мичуринскому межрайонному складу. Я заказал в местном автотранспортном предприятии грузовую машину, и рано утром по морозцу мы выехали из села. Можно было ехать прямо на Тамбов, но эта дорога хотя и была короче, была хуже, поэтому решили ехать через Мичуринск. От села до Мичуринска дорога была грунтовая без покрытия, а от Мичуринска до Тамбова (бетонки тогда еще не было) дорога была вся разбита. Доехав до Заворонежского (в пригороде Мичуринска), я оставил шофера с машиной у столовой, чтобы он позавтракал, а сам городским транспортом поехал к матушке за благословением.

Она, как всегда, приветливо встретила. Я рассказал о цели своего визита, высказал свои опасения, потому что дорога была трудной. Но матушка благословила и сказала, чтобы я не волновался: все будет хорошо, и мы доедем благополучно.

До Тамбова доехали нормально, потому что еще было морозно. На складе по своему заказу все получили, погрузили на машину, закрыли груз оказавшимся дырявым брезентом, но в ночь в обратный путь выезжать не решились, думая, что будет лучше выехать рано утром по морозцу. Машину оставили на территории склада под открытым небом. Только в ночь мороза не было, а пошел сильный дождь. Я совсем не спал, переживал за свой товар, ведь брезент тот был укрытием ненадежным, а дождь прошел очень сильный. Рано утром выехали, и уже за городом увидели, что дорогу развезло, на ней стоит вереница машин, и проехать по ней кажется невозможно.

Однако шофер спокойно, хотя и медленно, но уверено повел машину вперед, объезжая буксующие или стоящие машины. В пути мы были очень долго, потому что ехали, что называется «куриным шагом». Однако нигде не буксовали. Иногда казалось, что дальше ехать невозможно, но все-таки потихоньку продвигались вперед. Шофер был совершенно спокоен. Поздно вечером, а вернее, ночью благополучно добрались домой. И теперь уже волнение было о том, как сохранился груз.

Разгрузили машину, проверили наличие товара по счетам: все было на месте, и, хотя некоторые картонные коробки подмокли, испорченного товара не оказалось. Это было настоящим чудом. Только по молитвам матушки без приключений доехали по такой дороге, и все медикаменты и наборы аптечек оказались невредимыми.

Заболела раба Божия Мария, которая часто навещала матушку Серафиму. Врачи поставили страшный диагноз, направили в Тамбовский областной онкодиспансер. Надежды на выздоровление не было, проведенная хирургическая операция лишь только это подтвердила. Приехав из Мичуринска в Тамбов, матушка Серафима направилась в больницу. Вошла в палату, взяла больную за руку и сказала: «Вставай, Манька, нечего лежать!» Больная вскоре выписалась, вернулась домой и стала поправляться. Затем она приняла монашество с именем Гермогена и еще прожила после операции более тридцати лет.

На Пасху 1996 года она сказала своим близким: «Все, это моя последняя Пасха на земле. Матушка Серафима во время моей болезни сказала, что я умру тогда, когда откажут ноги. Ноги отказывают…». Матушка Гермогена умерла в июне 1996 года, через 29 с лишним лет после кончины схимонахини Серафимы.

Однажды отец Макарий благословил меня на покупку фотоаппарата, сказав при этом, что мне будет поручено одно дело, которое еще никому не поручалось. Я купил фотоаппарат ФЭД, все необходимое для фотосъемки и печатания. До этого понятия не имел, что мне когда-нибудь придется фотографировать. Хотя, когда я в первый раз в начале 1956 года приехал к отцу Митрофану, то услышал в храме за своей спиной: «Фотограф приехал». Фотоаппарат я купил где-то в 1965 году. И вот батюшка благословляет поехать к матушке и сфотографировать ее. Как сейчас помню, приехал в Мичуринск ранним апрельским утром, пришел в келью. Матушка была там со своей келейницей. Я сказал о цели моего приезда и, хотя она не любила фотографироваться, меня благословила. Неопытный фотограф с великим волнением приступил к своему делу: сделал несколько кадров и уехал.

Дома сразу же приступил к проявлению пленки и печатанию снимков на фотобумаге. Хотя фотографии и были, может быть, не совсем удачными, но если учитывать, что это был мой первый опыт, то, конечно, то, что они вообще получились, тоже было чудом.

И вот через несколько дней моя супруга поехала к матушке. Я послал с ней по нескольку фотографий разных видов. Матушка просмотрела их и сказала: «А еще нет одной карточки, где я в черном платочке». Действительно, я почему-то не отпечатал эту фотографию. Сделав и ее, через некоторое время поехал к матушке. Она мне сказала: «Мало карточек-то, все раздала». А я в ответ: «Матушка, еще сделаю — побольше». И уехал.

И вот, в следующий выходной день, а он у нас тогда был в четверг, приготовился печатать матушкины фотографии. Все для этого было готово, и я был уверен, что теперь-то у меня дело пойдет быстро. Закрылся в темной комнате с красным фонарем и начал работать. К моему удивлению, первый отпечаток при проявлении был, как бы покрыт туманом. Почему-то решив, что все дело в температуре проявителя (мне показалось, что он слишком холодный), слегка подогрел раствор и сделал еще один отпечаток — результат тот же самый. Тогда решил, что перегрел раствор и охладил его. Никаких изменений. И тут меня осенило: ведь я сказал матушке, что «еще побольше сделаю», а благословение на это дело и не подумал попросить! Тут же мысленно попросил прощения и благословения. И все сразу наладилось*».

Л. В. рассказывает:

 

— Однажды к матушке приехал иеромонах Василид из Почаева. Когда пришло время ему уезжать, матушка подала ему хлеб, приговаривая: «Возьми, возьми, пригодится». Он возражал: «До Москвы недолго», — но, уступая матушкиной просьбе, хлеб взял.

В пути, по каким-то причинам, поезд стоял восемь часов. Матушкин-то хлеб и пригодился.

В 1964 году, при погребении старца схиигумена Митрофана в городе Воронеже, присутствовал настоятель Михаило-Архангельской церкви поселка Мордово, протоиерей Александр Бородин со своей матушкой Агриппиной. К нему подошла находящаяся там матушка Серафима и сказала: «Примите монашество». Мысленно отец Александр усомнился в услышанном: «Какое же монашество? Матушка, дети…». В ответ на его мысли, схимонахиня уточнила: «Не сейчас, а в 60 лет».

О пророческих словах матушки отец Александр помнил всегда, а в возрасте 57 лет серьезно задумался над тем, что же может привести к монашеству: смерть матушки, кого-то из детей или собственное болезненное состояние? Примерно в том же возрасте он тяжело заболел. Слова схимонахини Серафимы о принятии монашества были подтверждены и другими старцами. После тяжелой операции он принял схиму с именем святителя Питирима, после чего прожил еще несколько месяцев и упокоился. Вскоре приняла схимнический постриг и овдовевшая матушка Агриппина.

 

Л. П. вспоминает:

— У нас дома случилось несчастье. Мою младшую сестру увезли на скорой в больницу. Что с ней было, мы не знали и волновались, ведь сестра ждала ребенка. Утром я побежала к матушке — та лежала с перевязанным животом, всю ночь мучаясь от боли. Увидев меня, сказала келейнице: «Дунятка, развязывай меня». Евдокия размотала полотенце, а матушка спросила: «Что у вас случилось?» Я рассказала. Матушка повернулась к святым образам: «Будем молиться». «Мы хотим, чтобы ребенок был», — просила я. Матушка снова посмотрела на иконы, а потом повернулась ко мне: «Нет, уже делают чистку». Примерно в это время в больнице сестре делали «чистку».

Как-то, когда я — еще молоденькая девушка — очень поздно возвращалась от матушки, меня окружили ребята. Они пересвистывались, толкались со словами: «Вот ты какая стала, в школе не такая была». Мне стало очень страшно, и я в ужасе взмолилась: «Матушка, помоги! Матушка, помоги!» Когда они наконец-то отстали, я облегченно вздохнула и поспешила домой. Утром матушка встретила меня словами: «Что вчера с тобой было? Ты мне всю душу вымотала». И я ей обо всем рассказала.

В другой раз я возвращалась от матушки ночью, и в парке мне встретился мужчина во всем черном. Его одежду я приняла за монашескую. Остановилась от удивления: «Ой, монах!». А он размахнулся и со злостью ударил меня по лицу, а потом ушел. Матушка на другой день сказала: «Если бы я не молилась за тебя, то не то бы было».

Я год не ела мяса, но об этом ничего не говорила матушке. Однажды у нас на работе (в цехе консервного завода) стали делать свиную тушенку. Мясо было душистое, вкусное, и женщины соблазнили меня попробовать. Прихожу к матушке, а она говорит: «Знаешь, как люди мясо едят? Даже жир по рукам течет». Я после этих слов повинилась: «Матушка, ведь это я так ела».

Ехала я однажды в автобусе и обратила внимание на красивого молодого мужчину со спутницей. Все глядела на него и думала: «Ах, какой красивый, а женщина некрасивая». Когда пришла к матушке, она сразу сказала: «Ой, ой, как керосином-то пахнет. Где это ты побывала? Возле какой бочки?»

У нас на заводе стал работать молодой человек, который оказывал мне внимание. Я рассказала обо всем матушке. «Он тебе не нужен», — сказала она. «Ну что же мне делать? Ведь он рядом со мной работает?», — спрашивала я. «Мы его в командировку пошлем», — уверила матушка. Я засомневалась: «Так ведь у нас не посылают в командировку!» «А мы пошлем», — подтвердила она.

К моему удивлению, вскоре молодого человека послали в командировку. Прошло еще немного времени, и он уехал из нашего города навсегда.

Матушка рассказывала о видении, открывающем важное значение милосердных поступков для спасающихся в миру: Божия Матерь показала ей две дороги: одну — широкую, освещенную фонарями, а другую — узкую. «Какой дорогой пойдешь? — спросила ее Пречистая». «Мне мама говорила идти узкой», — отвечала подвижница. «С добрыми делами и широкой можно идти — фонарики горят», — сказала ей Богородица.

Матушка при жизни не раз сподоблялась чудесных посещений.

На улице Коммунистической и сейчас стоит дом, в котором размещалось гинекологическое отделение. Старица говорила: «Если бы вы знали, сколько тут загублено душ!», — и рассказывала, как однажды, проходя мимо этого дома, увидела некую Матушку, которая что-то высматривала во дворе этого дома. «Матушка, — обратилась она к Ней, — что Ты здесь ищешь?»

«Если бы люди знали, сколько здесь загублено душ», — ответила Она со скорбью и стала невидима.

Однажды матушка Серафима шла из храма вместе с незнакомой нам Матушкой. «Побудь со мной», — обратилась она к своей Спутнице. «Меня ждет женщина в больнице. Просит оставить в живых. У нее четверо детей», — отвечала Она и дальше пошла Одна.

В январе 1956 года в дом к матушке постучал благолепный Старец. Она отворила ему и услышала: «Я из Куйбышева. Помоги тебе Господи! Помоги тебе Господи! Помоги тебе Господи!» Матушка подала ему, что могла и, возвратившись в дом, увидела внука, который засовывал гвоздь в розетку. Она окликнула несмышленыша, и молитвами святителя и чудотворца Николая несчастье было предотвращено. А в Куйбышеве тогда заживо окаменела девушка в наказание за непочтительное отношение к образу Николая Угодника.

Когда матушка вместе с послушницей Марией, поехала в Троице-Сергиеву Лавру, как она говорила, «к преподобному Сергию», после службы они вместе с другими паломниками и богомольцами остались ночевать в церкви. Ночью матушка и послушница увидели Старца, который как бестелесный перемещался по церкви сквозь стоящие на Его пути стулья. Приблизившись, он обратился к матушке:

— Ты матушка Серафима?

— Да.

— Какое же твое питание?

— Семье послушание.

— Ты ведь как раз на Скоропослушницу родилась?

— На Скоропослушницу*.

— А живешь на что?

— Пенсию получаю.

— Да ты с нее ни копеечки не берешь…

 

Назад к списку