Часть 2

Когда будущая старица Серафима взялась восстанавливать разрушенный Никольский храм, у нее было всего пять рублей. Инокиня Н. вспоминает, что слышала в Мичуринске рассказ схимонахини Марии, жительницы города Воронежа, келейничавшей у матушки, о том, что Матрона Поликарповна стояла на молитве всю ночь, пол стал мокрым от ее слез. И уже на следующий день самые разные люди стали предлагать ей свою посильную помощь. И помощь эта по ее святым молитвам всегда приходила вовремя.

Монахиня М. вспоминает: «Собралась я как-то к матушке в Воронеж, где она в то время восстанавливала храм святителя Николая. Узнав это, люди стали приносить для нее продукты, с просьбой помолиться об их нуждах. Еду я, а сама думаю: „Вот, везу молящейся за всех нас матушке чужие грехи“. Подходя к храму, от таких мыслей я даже заплакала. Когда матушка меня встретила, я ей с горечью сказала: „Вот чужие грехи тебе привезла“. А она мне в ответ: „Давай все скорее сюда, мне как раз рабочих кормить нечем“». На праздник Крещения Господня 1945 года, верующие воронежцы, числом до пяти тысяч человек, шли Крестным ходом с иконами и хоругвями из Свято-Никольского кафедрального собора на Иордань. Шел с ними и Воронежский владыка Иона. Когда люди ступили на речной лед, послышался треск, сквозь образовавшиеся во льду трещины выступила вода. Матрона Поликарповна по своему обыкновению шла с богородичной иконой «Взыскание погибших» и громко просила Владычицу не дать погибнуть ни одной душе. Милосердием и заступничеством Царицы Небесной находившиеся на треснувшем льду люди были спасены, никто из них не провалился, не промок и не пострадал. После крестного хода все с благоговением прикладывались к

матушкиной иконе Божией Матери. Целовали святой образ Царицы Небесной и милиционеры, очень удивленные происшедшим.

 Однажды матушка пустила в сторожку храма попросившуюся переночевать Странницу. «Матушка, Меня никто не увидит», — говорила Она. Когда следом за Ней в сторожку вошел сторож, он действительно никого там не увидел, и на вопрос своей старосты: «Есть ли там кто?», — ответил: «Там никого нет». Матрона по уже знакомому ей особому сердечному чувству признала в Той, ставшей невидимой Посетительнице, Матерь Божию.

Когда пришло время покрывать крышу церкви, по молитвам матушки ей снова явилась Богородица и указала, где именно можно раздобыть понадобившееся кровельное железо.

 

Соборный храм во имя святителя Христова Николая был почти полностью восстановлен менее чем за год. 15 февраля 1945 года управляющий Воронежской епархией епископ Иона (Орлов) преподает Матроне Поликарповне Белоусовой свое архипастырское благословение и грамоту «за усердные труды на пользу Святой Божией православной Церкви в приходе Никольскаго Кафедральнаго Собора г. Воронежа». А, став архиепископом, дарит ей выпущенную в 1942 году Московской Патриархией книгу «Правда о религии в России» со следующей собственноручной надписью: «Ктитору Св. Храма Божия во имя Святителя и Чудотворца Николая, Матроне Поликарповой Белоусовой, проходящей свою должность с благоговением, усердием и примерной честностью на добрую память и молитвенное воспоминание». Под этим теплым посвящением стоит подпись владыки и дата 20/IV.1945 г.

Прошло чуть больше месяца, и глубоко почитавший матушку Воронежский архиепископ Иона почил о Господе. Незадолго до этого к матушке подошел седовласый Старец, и, показав ей бутылку с водой, сказал: «Вот как в этой бутылке не достает воды, так и ты полностью не достроишь храм». Так и случилось. Вскоре после этого Матрона снова сподобилась видеть Богородицу, Которая, явившись много потрудившейся Своей угоднице, призвала ее к сугубому смирению и терпению, и предсказала ей имевшую продлиться целый год болезнь. В связи с действительно начавшимся недугом будущая старица Серафима отошла от дел и в 1946 году вместе с семьей возвратилась в Мичуринск, до переименования называвшийся Козловом.

Поселившись в Мичуринске, жила она неприметно. Неопустительно ходила в церковь. Непрестанно молилась и дома. Была великой постницей: даже на Пасху позволяла себе съесть только половину яйца. Никогда не видели, чтобы она отдыхала.

Многие из знавших матушку, даже и не догадывались о том, кем была эта простая русская женщина, избравшая в своей земной жизни нелегкую стезю послушания семье. Любовь и молитва — вот, чем служила матушка Богу и ближним. Все, что она говорила, всегда звучало очень просто и убедительно, с ней можно было молча побыть рядом, и уйти при этом, словно окрыленной*.

Н.В. вспоминает, как однажды пришла к матушке и принесла ей в подарок два платка. У одного платка была по краю широкая полоса, а у другого — множество тонких. Матушка сказала: «Вот смотри, так и в жизни: одна дорога широкая, а на другой много дорожек — надо угодить и мужу, и свекрови, и детям». Так высоко ставила матушка послушание семье. Она говорила, что для замужних женщин семья должна быть на первом месте. И за нее надо будет отвечать перед Богом: «Сначала за семью спросится, а потом за все остальное».

В семейной жизни матушка придерживалась строгости, крайне редко внешне проявляя свои сердечные чувства. Когда умирающий Кирилл Петрович протянул матушке на прощание руку, она, хотя и любила его всей душей, но, будучи уже тайно постриженной схимонахиней, на его рукопожатие не ответила. А когда он умер*, долгое время ни с кем не разговаривала и непрестанно молилась. Все, кто к ней тогда приходил, молча сидели возле подвижницы, и все равно уходили утешенными переполнявшей ее благодатью.

Рассказывают, что отличавшийся особым великодушием Кирилл Петрович даже в голодные военные годы кормил птиц вареными очистками от картофеля и другими остатками скудной домашней пищи. И стаи благодарных ему птиц провожали гроб своего кормильца до самого кладбища.

 Приняв тайное пострижение в мантию с именем Мария, а затем и великий ангельский образ в честь преподобного Серафима, матушка стала теплой молитвенницей и настоящей печальницей нашей земли, дни и ночи проводила в непрестанных слезных молитвах перед своей келейной иконой Пресвятой Богородицы «Взыскание погибших».

Никогда не стремившаяся к богатству, живя в браке, она в совершенстве исполняла заповедь нестяжания, приняв монашество. Схиархимандрит Макарий вспоминал: «Бывало так, что, идя в храм, матушка брала с собой по четыре подрясника*, и по дороге все раздавала нищим». О необычайной, по-настоящему христианской, душевной щедрости и любви матушки Серафимы к ближним не раз рассказывал благочинному Мичуринского округа протоиерею Александру Филимонову покойный протоиерей Георгий Плужников.

Очень доброй была и покойная сестра матушки — Ксения. Неудачное замужество подорвало ее здоровье, и она рано умерла. После ее смерти матушке приснился чудесный сон: апостолы Петр и Павел переправляют ее сестру на лодке через широкую реку, а дна у лодки не видно — оно было сплошь покрыто узелками с подаяниями, которые Ксения во время своей короткой земной жизни щедро подавала неимущим», вспоминает Л.В.

К уже полученным матушкой свыше дарам молитвы, смирения и любви Господь еще более углубил уже проявлявшийся в ней ранее благодатный дар прозорливости. Задолго предсказала она открытие Тамбовского Преображенского и Мичуринского Боголюбского соборов, Задонского Богородицкого монастыря, что уже исполнилось, а также открытие и расцвет Богородице-Знаменского Сухотинского женского монастыря, чему еще предстоит свершиться. Заранее был ей известен и день окончания Великой Отечественной войны. Всегда предвидя приезд в Мичуринск своего духовного чада — будущего схиархимандрита Макария, матушка посылала его встречать, точно указывая номер поезда и вагона.

По рассказам самого отца Макария, мать Серафима была удивительным человеком. Всегда она говорила житийным языком, цитировала святых отцов, хотя толком и не училась. Все открывалось ей по благодати Божией.

Когда матушка стала старчествовать, знали об этом поначалу только духовно близкие ее чада: из Ельца, Грязей и других мест. Матушка встречала всех с такой любовью и милостью, что от нее выходили духовно обновленными. По дару прозорливости она обличала и тайные греховные мысли.

Как-то одна из пришедших к ней тамбовских монахинь подумала: «А может она в прелести?» Провидя ее мысли, матушка сказала: «Да не в прелести я!»

В Мичуринске жила сестра матушки Наталия Поликарповна, ставшая монахиней Серафимой, которую старица очень любила. Она сподобилась видения, когда молилась у матушкиного образа Богородицы «Взыскание погибших». Икона как будто бы ожила и молящейся монахине прямо из нее явилась Пречистая Дева. И матушка Серафима, и ее монахиня-сестра, особо почитали этот образ, как явленный и чудотворный. Сейчас он украшает собой восстановленную старицей в Воронеже Никольскую церковь.

О том, как именно наша старица молилась Божией Матери Л.В. вспоминает:

«Как-то я приехала к матушке, побыла у нее некоторое время и стала собираться в дорогу. В келье у матушки, на угольнике, под святыми образами, стояла еще одна небольшая икона Божией Матери „Взыскание погибших“, которой она благословляла духовных чад. Желая меня благословить, матушка попросила подать ей эту икону. Я направилась к угольнику, но икону не увидела: „Матушка, а ее нет“. „Ну, принеси какую-нибудь другую“, — ответила она. Я подала икону Благовещения и сказала: „Можно и этой благословить“. Но матушка возвратила эту икону со словами: „Нет, поставь ее на место и принеси мне ту“. Подхожу снова к угольнику и вдруг вижу образ „Взыскание погибших“. Обернулась к матушке: „А она тут. Как же я ее не увидела?“ Матушка сказала: „Чтобы видеть, надо просить: «Матерь Божия, не дай моей душе погибнуть», а ты не просишь“».

Л.П. отмечает в старице особый дар душепопечительства и ее ревность о спасении ближних:

— К матушке нередко обращались люди, ищущие материальную помощь. Когда одна женщина попросила: «Матушка, помолись, чтобы мне пристройку сделать», старица со скорбью сказала: «Души человеческие погибают. О каких же пристройках молиться?»

Схимонахиня Евстратия вспоминает:

— Приехала я как-то к матушке в новом подряснике. Испытывая меня она сказала: «Какой красивый на тебе подрясник, а мой совсем поизносился. Подаришь мне?» Я с радостью согласилась, только попросила дать мне что-нибудь взамен, чтобы доехать до дома. Мы его распороли, высушили, кое-где подкроили, подрубили, погладили. Потом я все части заново сшила, примерили — все было в пору по матушке. Старица мне и говорит: «Машутка, вот сколько хлопот с одеждой, а с человеком ведь еще труднее — где немножко подкроишь, где немножко уберешь, а нужно, чтоб душа кристально чистой и опрятной предстала пред Господом…»

Н.В. матушка говорила: «Человеку за послушание даже соломинку трудно поднять».

О том, как осторожно вела ее старица по стезе духовной жизни, вспоминает ее послушница Евдокия (ставшая впоследствии схимонахиней Иегудиилой):

— Матушка меня как-то спросила: «Дунятка, ты молишься?» «Молюсь, матушка, молюсь», — сказала я. «А я вот, Дунятка, еще и не начинала».

Как-то пошли мы с матушкой в храм. У дверей стояли нищие. Я подумала: «Кому тут подавать? Пьяные». Только подумала, а матушка мне: «Дунятка, давай не разбирать».

Схимонахиня Питирима (в миру Мария Никитична Мурзина) впервые встретилась с матушкой в 1950 году в поселке Мордово в доме знакомого ей по Мичуринску диакона Иоанна. Она вспоминает:

— Однажды, когда мы приехали с моей сестрой Клавой в Мордово и зашли к отцу Иоанну в дом, он пригласил к себе матушку Марию и, приготавливая нас к встрече, сказал: «Сейчас к нам придет великая старица».

Пришла матушка, познакомилась с нами, а потом посмотрела на нас внимательно и строго и вдруг говорит: «Отрежьте хлеба с медом и солью». В это время у отца Иоанна находился его родной брат Александр. Он отрезал нам по большому ломтю хлеба, намазал медом и посыпал солью. Мы с сестрой с удивлением посмотрели друг на друга: «Как же есть столько меда вместе с солью?»

А матушка сказала: «Вы удивляетесь, сколько вам меда и соли положили? Мед — чтобы вам было сладко, а соль — чтобы у вас была любовь между собою». Прошло время, и мы стали матушкиными духовными чадами.

В 1955 году знакомая нам бывшая монахиня Сухотинского монастыря матушка Порфирия поехала к преподобному старцу схиархимандриту Севастиану. Я передала с ней письмо, в котором просила батюшку благословить меня съездить куда-нибудь в святые места или к нему в Караганду. Батюшка благословил приехать к нему. Я сказала об этом тете Акилине, которая напутствовала меня такими словами: «Святые места должны быть в сердце, а благословение старца дается на всю жизнь».

Перед тем, как отправиться к отцу Севастиану, я поехала к матушке, и она за меня порадовалась: «Ой, Машутка, я у него была в Оптиной пустыни, он тогда был еще келейником. Обязательно поезжай».

Сестра очень за меня волновалась, ведь ехать надо было целых пять суток. «Клаша, не волнуйся, за его молитвы все будет хорошо», — успокоила ее матушка.

Перед поездкой наш Мордовский батюшка отец Василий и тетя Акилина отслужили молебен, и я поехала. С собой везла гостинцы от матушки. Когда прибыла, отдала их старцу Севастиану со словами: «Это от матушки Марии».

— Какой матушки Марии?

— Вы ее знаете, она в Оптиной бывала часто.

Он задумался и позвал блаженную Настеньку, которая у него жила. Спросил о матушке.

— Да ведь это Матрёнка, какая с Натальюшкой всегда приезжала, — сказала блаженная.

А тетя Акилина послала отцу Севастиану просфору и носки. Я их тоже отдала и сказала: «Это раба Божия Акилина из Большой Липовицы вам прислала. Оттуда родом старец Амвросий».

Мы тогда собирались переехать в город и хотели тетю взять с собой, ведь она была старенькая, и ей тяжело было ходить в церковь в Мордово за много километров. Но отец Севастиан не благословил: «Из деревни в город. Из города в деревню. Я у нее беру эту просфорочку, а ты обратно ей передай».

А мне задал вопрос: «Скажи, куда из кадила идет дым?»

— Вверх, батюшка.

— Вот так и ее молитвы.

— А скажи, как корабль держится, чтобы стоять и не качаться?

— Якорь пускает в море.

— Вот такая у нее вера и такая молитва.

Давно еще отец Амвросий Оптинский говорил, что в Большой Липовице будет большой столп. И мне не раз приходила такая мысль, что это тетя Куля, ведь она была прозорливой.

Я месяц прожила в Караганде и молитвами матушки Марии получила большое утешение от отца Севастиана и блаженной Анастасии, которая просила: «Батюшка, да уж оставь эту Марью у нас», но он возразил: «Да нет, у нее там сестра. Она ее не отпустит, вдвоем будут жить».

Когда вернулась, поблагодарила матушку: «За ваши молитвы я получила такое утешение».

В 1956 году я собралась съездить в Киев или в Почаев. Отец Рафаил из Вышенской пустыни, у которого я попросила благословения, сказал: «В Киев и Почаев тебе дорога набита гвоздями, а вот в Загорск езжай. Тебя преподобный Сергий давно ждет».

И матушка благословила: «Поезжай, поезжай, Машутка, обязательно». И я поехала вместе с еще двумя сестричками под Троицу — престольный праздник обители преподобного Сергия — в переименованный тогда в Загорск Сергиев Посад. И там я сподобилась большого утешения. Перед поездкой Мордовский отец Василий отслужил молебен и сказал мне: «Ты причащайся не на Троицу, а на Духов День». Почему он так сказал — я не знаю. Приехали к Преподобному. Мои спутницы причащались на Троицу, а я на День Святого Духа. В Лавре есть Духовская церковь, где отмечается этот престольный Праздник.

В День Святой Троицы я ждала своих сестер в храме. Все ушли, а я осталась. Вдруг из алтаря вышел Батюшка и стал тихонечко подвигаться к боковой двери церкви напротив академии. Меня как будто толкнула какая-то сила и я побежала вслед за ним брать благословение. На Батюшке был ветхий подрясник, простой крест, а глаза настолько впавшие, словно он только что вышел из Своего затвора ради совершающегося в обители Великого праздника.

Я и как раз вовремя подоспевшие сестрички взяли у Него благословение, после чего нас охватила такая необыкновенная радость, описать которую просто невозможно.

Когда я приехала к матушке и все это рассказала, она произнесла: «Не сомневайся. Вас благословил сам преподобный Сергий».

Надо еще сказать то, что моя мама, Царство ей Небесное, всегда заказывала Преподобному молебны, и, глядя на нее, я и сама молилась ему с детских лет с особенной любовью.

Я работала учительницей в районе и жила с сестрой в селе Большая Липовица Тамбовской области в старом, ветхом родительском домике, а потом мы его продали и купили себе вместе с матушкой Порфирией общее жилье в Тамбове. Кухня у нас была совместная, а комнатки отдельные. Перед переездом в Тамбов наша тетя старица Акилина нам сказала: «Два года покатаетесь и в свою развалюшку вернетесь». Так и произошло. Через два года сестра стала настаивать на возвращении в родительский дом, по которому она очень тосковала и захотела выкупить его обратно. Я отговаривала ее: «Стыдно будет переезжать опять на свою улицу». Но она настаивала на своем, и мы решили вернуться.

Матушка Порфирия, когда узнала, что мы уезжаем, расплакалась и сказала: «Я вас очень полюбила». А в том, как поступить с нашей частью тамбовского дома нас вразумила наша умершая мама. Я увидела сон: летит утка, ее подстрелили и она падает прямо мне в руки. Мне жалко ее бросить — можно же съесть, и я бегу к маме (к этому времени она уже умерла) и спрашиваю, что с этой уткой делать. Она сказала: «Отдай Петру», — так звали нашего брата. Он жил с женой и детьми через стенку от нас, и им действительно было тесно. И мы отдали наше жилье семье брата, а он был по профессии плотником и взялся помочь нам отремонтировать ветхий родительский домишко.

Когда я поехала за благословением к матушке Серафиме, она сказала: «Девчонки, начинайте ремонтировать. Займите у батюшек. Одну зарплату будете за дом отдавать, а на другую жить. Будет у вас все на вашей улице».

А ведь у нас в тот момент были только венцы и немного бревен, но по молитвам матушки дела стали продвигаться. Однажды утром, идут рабочие по нашей улице и спрашивают:

— Вам наличники нужны?

— Нужны.

— А дранка нужна?

— Нужна.

— Рамы?

— Нужны.

И все было так, как матушка сказала: мы полностью отремонтировали наш домик, он и сейчас стоит.

В 1958 году, когда мы еще жили в Тамбове, матушка приехала к нам из Мичуринска и говорит: «Машутка, завтра пойдем в Петропавловскую церковь на кладбище и там причастимся».

Я заколебалась: «Матушка, как же я пойду? Я работаю в школе, а в церковь родители ходят и меня увидят. Ведь учителям в церковь ходить нельзя». «Никто тебя не увидит, — успокоила она, — мы отца Василия попросим, и он нас исповедует на клиросе и причастит, когда все уйдут».

Мы пришли в церковь, я встала за боковую дверь и простояла там всю Литургию. После того, как все вышли — батюшка нас поисповедовал, причастил, утешил и мы пошли домой. На полпути остановились, перед нами был мост через железную дорогу, и виден был весь Тамбов. Матушка достала из-за пазухи батистовый платок и покрыла меня со словами: «Матерь Божия тебя покрывает. Береги платок и помни этот день». А был тогда праздник Тихвинской иконы Божией Матери.

Прошло три года, и я познакомилась в Сергиевом Посаде с архимандритом Тихоном (Агриковым). Пять лет ездила к нему исповедоваться, и он наблюдал за моей духовной жизнью. А потом дал мне параман и при этом произнес: «Как будешь приезжать, — привози его с собой».

Я как всегда заезжаю к старице и спрашиваю: «Матушка, а что это батюшка мне дал»? «О, Машутка, — сказала она, — это он тебя оденет. Бери его всегда с собой, когда в Лавру едешь».

Наступил 1961 год. Отец Тихон неожиданно надел на меня параман, и это произошло на праздник Тихвинской Божией Матери. Пророческие слова матушки сбылись. Я вся трепетала, а она меня утешала: «Ничего, ничего. Так Господу угодно».

А до этого в 1959 году по благословению матушки Серафимы и отца Тихона мы с матушкой Порфирией поехали по святым местам: в Киев, Почаев, Сергиев Посад и Глинскую пустынь, где, по их словам, нас ждало духовное утешение. Перед отъездом матушка Серафима дала мне черную сатиновую рубаху и сказала: «Увидишь там старчика, передай ему от меня эту рубашку».

Когда приехали в Глинскую пустынь, я встала в очередь на исповедь к батюшке, которого тогда еще не знала. Вдруг он вызывает меня: «Иди сюда. Иди сюда». Оказалось, что это великий старец схиархимандрит Андроник (Лукаш).

Я решила отдать матушкину рубашку именно этому старцу, спросила, где его келья и пошла к нему. Батюшка меня принял и духовно утешил.

В Киеве, по молитвам матушки, произошел еще один удивительный случай. Мы приехали во Введенский монастырь, который на другой день должен был закрываться. Вдруг, одна матушка подзывает монахиню Порфирию и спрашивает ее:

— Ты с кем приехала?

— Да вот с одной рабой Божией. Она учительницей работает. Мы с ней рядом живем.

— Ну, пойдете со мной. Я вас накормлю борщецом.

Мы зашли к ней, она и говорит: «Вот сейчас я вас пригласила, а у меня даже булочки нет». А потом сложила ручки и попросила: «Матерь Божия, пошли мне кого-нибудь, чтобы булочку принесли». И тут, открывается дверь и входит одна раба Божия и дает ей булку и хлебушек.

«Матерь Божия, спасибо, что Ты меня утешила» — возблагодарила Пречистую Деву матушка Евфросиния (так ее звали). Потом позвала меня: «Приложись к Кресту, я с ним была у Гроба Господня и усердно помолись. Что тебе будет! Смотри деточка, не откажись от Господа». Я отдала ей записку: «Матушка, на завтрашний день о здравии монахини Марии с духовными чадами».

Когда окончилась Литургия, матушка Евфросиния и говорит: «Детка, а ваша матушка Мария в схиме». Я удивилась этому.

«Что же мне подарить вашей матушке?» — задумалась она, а потом нашла ветхий апостольничек, весь в заплатках: — «Передай ей от меня на память. Я в нем молилась у Гроба Господня в Иерусалиме. А она ведь в схиме, с именем Серафима».

Возвратившись из святых мест, мы заехали к матушке Серафиме и все ей рассказали.

«Как хорошо, что вы побывали у такого старца и такой матушки! Да, я уже в схиме, Серафима» — подтвердила она.

В Покровском соборе города Тамбова в то время служил отец Николай Степанов, которого все любили. И тут по какой-то причине, его решили от нас перевести. Я рассказала все матушке Серафиме. Она вспомнила, что видела этого батюшку, и ей очень понравилось, как он служит. Матушка попросила меня подойти к нему и сказать, чтобы он молился святителю Питириму, но не велела себя называть, пока жива.

Я так и сделала. Слова матушки передала отцу Николаю. Вскоре все устроилось, и батюшку вернули в Покровский собор, где он настоятельствует и по сей день. После кончины матушки, я просила его молиться о схимонахине Серафиме.

«Помню, помню, поминаю матушку», — встречая меня, говорит отец Николай.

В 1961 году осенью я приехала к матушке Серафиме. Я вообще часто ездила причащаться в Мичуринск, ведь в Тамбове я работала учительницей, и многие меня знали.

Матушка говорит: «Машутка, сейчас приедет отец Власий (впоследствии схиархимандрит Макарий). Упади к нему в ножки и возьми благословение». Когда он приехал, то спросил: «А это чье чадо?» «Мое чадо», — ответила матушка. — «Это Мария Никитична, учительница».

«Она не учительница, а монахиня. А почему ты ее отдала»? — спросил ее отец Власий. Матушка отвечала: «Так нужно. Она будет моим и твоим чадом». Так и случилось.

В 1972 году батюшка постриг меня в схиму. Матушка это провидела.

Однажды мы приехали к матушке, а у нее был отец Власий. Сначала он говорил с нами весело, а затем, видя, что мы много смеемся, — строго. От такой внезапной перемены мы стали плакать навзрыд и не могли остановиться. Тут матушка открывает дверь своей кельи и говорит: «Ну, хватит тебе. Девчонки устали, надорвались от слез. Не надо с ними так строго».

«Ну, хорошо, матушка, ладно», — сказал отец Власий, а потом стал подносить всем в утешение воду, а меня обошел. Рядом со мной стояла одна матушка из Мордовии. Она это заметила и говорит: «Я сейчас скажу, что тебе батюшка не дал водички». Я остановила: «Нельзя, нельзя. Не говори, значит так нужно».

Батюшка спрашивает: «Ну, всех я напоил»? Я промолчала. А она опять: «Сейчас скажу». Я просила: «Нет, нет, Маня, не говори. Нельзя. Значит я не его чадо». В это время матушки Серафимы с нами не было. И тут открылась дверь ее кельи, и послышался ее голос: «А ты ведь не всех напоил водичкой, одну овечку пропустил, а ведь она тоже наша. Напои и ее». А батюшка: «Кого?»

— Машутку тамбовскую.

Он повернулся ко мне: «Разве тебе не дал»? А сам улыбается. Я молчу. Тогда он напоил и меня.

Ездили мы к матушке часто. А Кирилл Петрович говорил: «Матрона, приехали твои блаженные тамбовские», — так он нас называл. — «Ты сейчас будешь с ними говорить, а сначала надо покормить, ведь они с работы». Матушка просила: «Ну, вот и приготовь им чего-нибудь». Нас покормят, а потом матушка расстилает на пол одеяло и беседует с нами почти всю ночь.

Однажды сидели мы так после полуночи, и я очень захотела пить, но не смела сказать: «Матушка, благослови попить водички». Тогда она сама обратилась ко мне: «Машутка, ну что ты стесняешься, ведь пить хочешь, а молчишь».

Я сказала: «Матушка, мне стыдно. Время уже второй час ночи».

А она отвечает: «Иди, напейся, ничего».

Сама старица Серафима ела чрезвычайно мало. А когда ее близкие настаивали, чтобы матушка все же подкрепилась, она обращалась к своей добровольной послушнице Евдокие: «Дунятка, ну ставь на стол». Та подавала картошку и квас. Матушка несколько раз подносила ложку к устам, затем клала ее на стол и говорила: «Дунятка, ну теперь убирай все».

К чужой помощи она прибегала крайне редко, и больше старалась сама услужить всем — подать, поднести, накормить. И делала это с неизменным смирением и любовью.

У нас жил старец с Афонской горы — отец Игнатий. Он служил в районе и попросил меня достать печатку для просфор.

Я поехала к матушке и рассказала об этом. Она благословила меня на поездку в Троице-Сергиеву Лавру к отцу Тихону. Когда я приехала, то рассказала батюшке об отце Игнатии: «17 лет он был на Афоне, теперь служит на приходе».

На другой день отец Тихон дал мне печатку для просфор и икону Покрова Пресвятой Богородицы. Я возрадовалась: в храме, где служил отец Игнатий был Покровский престол.

Когда все привезла отцу Игнатию, он плакал от радости.

Матушка однажды спросила: «Машутка, а ты ребятишек из класса выгоняешь?» Я ответила: «Бывает, если разбалуются».

— Никогда не выпроваживай из класса, а то вдруг Господь и перед тобой закроет дверь, не надо.

— А по столу ты стучишь?

— Бывает и стукну.

— Нельзя…

— А как же быть? Иногда мальчишки девчонок за косы дергают, или колют пером в спину.

— А ты подойди потихоньку, поцелуй его в голову, он и присмиреет. К детям надо относиться с лаской и любовью.

Я старалась выполнять наказы матушки. Как-то на перемене мальчишки подрались, а я подошла, поцеловала одного и другого, они удивились и успокоились.

И когда директор однажды спросил учеников: «А кого вы из учителей больше любите?», — они ответили: «Марию Никитичну, она с нами ласкова и к вам никогда не водит».

А еще матушка говорила: «Машутка, надо покрытой ходить».

— Да как же я на урок приду покрытой?

— А ты умудрись. Когда женщина с непокрытой головой — от нее ангелы отходят. Матерь Божия так никогда не ходила.

Я попросила у директора разрешить мне ходить с покрытой головой, сославшись на то, что у меня часто болят зубы. И по молитвам матушки он разрешил.

Когда матушкин супруг Кирилл Петрович умер, прошло сорок, а может больше дней, и я увидела сон. Как будто иду я со своей сестрой на могилку к маме. Приходим. Сестра становится около креста, а я сзади. И вдруг, могила открывается, открывается гроб, мама садится в нем, а я спрашиваю: «Мама, как там тебе?» Мама ответила: «Хорошо. И очень-очень хорошо Кириллу Петровичу. Ведь он никогда не смеялся».

— А разве грех смеяться?

— Грех. Надо больше плакать о грехах.

Когда я рассказала о своем сне матушке, то она произнесла: «Вот чего, Машутка, твоя мама удостоилась. То не сон был, а откровение». Господь открыл, каким подвижником Кирилл Петрович был.

По матушкиному благословению я привозила кого-нибудь к ней, а она говорила: «Вот, Машутка, ты их везешь, а на мне все их грехи отражаются, от тяжести некоторых даже болею».

Но все равно матушка принимала всех с любовью и радостью. И все были несказанно этому рады, утешены ей и наставлены.

 

Назад к списку