Часть 1
Когда до кончины великого Оптинского старца Амвросия оставалось немногим менее года, в семье часто бывавших у него со своими духовными нуждами государственных крестьян Стрелецкой слободы города Лебедяни Липецкого уезда Тамбовской губернии Поликарпа Васильева и Екатерины Максимовой Зайцевых 1/14 ноября 1890 года родился восьмой по счету ребенок — на этот раз дочка, которую из-за свирепствовавшей тогда эпидемии холеры тут же и окрестили с именем Матрона. Таинство Святого Крещения над однодневным младенцем совершил священник Христорождественского храма Иоанн Златоверховников, а восприемниками будущей великой подвижницы стали государственные крестьяне Покровской слободы Петр Васильев Коновалов и Стрелецкой слободы Анна Тимофеева Дубинина. Имея обыкновение брать с собой к преподобному Амвросию кого-либо из детей, привезли Поликарп и Екатерина к нему в Шамордино под благословение и свою девятимесячную Матронушку. Прозорливый старец взял ее на руки и предсказал, что сначала она поживет в благочестивом браке, а затем примет монашество и вся Оптина в ней будет. Последнее из этих пророчеств подразумевало то, что Матрона станет духовной дочерью последних Оптинских старцев и глубоко впитает в себя их заветы и преемственно сложившийся в Оптине благодатный старческий дух.Пришло время, и духовным отцом Матроны Зайцевой стал ученик святого Амвросия, преподобный оптинский старец иеросхимонах Анатолий (Потапов). Под его мудрым отеческим руководством и возрастала будущая схимница и старица.Было, у кого поучиться Матроне самоотверженной любви и состраданию и в родном доме. С раннего детства довелось ей много и тяжело трудиться, чтобы чем-нибудь помочь своим родителям, братьям и сестрам. Для этого ей часто приходилось вставать ни свет, ни заря и отправляться на работу к зажиточным людям. Однажды Матрона проснулась оттого, что на нее упала горячая слеза матери, которой жаль было будить дочку. И чтобы впредь не терзать ее любящее материнское сердце Матрона старалась с тех пор просыпаться самостоятельно. Училась она у своей матери и драгоценным в очах Божьих смирению и терпению. Нередко приходилось ей трудиться целый день почти что даром. Так, отработав однажды у неблагодарных людей с раннего утра до позднего вечера, Матронушка принесла домой одни лишь желтые переспевшие огурцы как нищенскую плату за свой тяжелый труд. Придя домой, она села и расплакалась от досады, усталости и обиды. А Екатерина Максимовна утешала ее, говоря: «Не плачь, дочка, сначала тебе дали такие огурцы, а затем увидят, как ты хорошо работаешь — лучше дадут». При всем трудолюбии дружной и многодетной семьи Зайцевых, еда в их доме была самая простая и постная — пустой кулеш на воде. С детства выделялась Матрона в среде своих сверстников. Духовная дочь матушки Серафимы вспоминает, как та ей рассказывала: «Когда я была еще девчонкой, мальчишки кричали мне вослед: „Монашка, монашка!“ и бросали в меня камни. Я остановлюсь, спою им песню, спляшу, но они все равно меня дразнили». Старец Анатолий на это говорил, что когда Господь ставит на человеке печать Своего избранничества, враг внушает злым людям, показывает им, кто есть кто, и всячески через них истинным рабам Божьим досаждает. Единственным утешением Матроны были посещения Оптиной пустыни и постоянные горячие молитвы. Когда ей исполнилось двенадцать лет, Господь явил в Своей чистой сердцем рабе благодатный дар прозорливости. Открылось это, когда Матрона находилась на улице вместе с подругами и неожиданно для всех обратилась к бывшей с ними некрасивой восемнадцатилетней девушке: «Ты тут с нами бегаешь, а к тебе свататься жених из Москвы приехал». Удивленная девица пошла домой и то, что сказала ей отроковица, оказалось правдой. Как и было ей предсказано преподобным Амвросием, в 19-летнем возрасте Матрона вышла замуж за глубоко верующего и горячо полюбившего ее 19-летнего крестьянина Стрелецкой слободы Кирилла Петровича Белоусова. Случилось это 10/23 февраля 1910 года. Благословил их под венец старец Анатолий, а венчал священник Христорождественского храма Владимир Бредихин с причтом. В семье Кирилла и Матроны Белоусовых всегда царили единодушие, мир и лад. В 1910 году Господь благословил их брак рождением первенца Александра, а еще через два года у них появилась дочь Ольга. Перед трагическими для России событиями 1917 года все они переезжают в Козлов. И теперь в их хлебосольном доме часто останавливаются дорогие их сердцу монахи Оптиной пустыни, привозившие на продажу в Козлов труды своих рук. Любовь Матроны к Оптине была так велика, что она однажды вышла проводить монахов-гостей и, не предупредив домашних, отправилась к старцу Анатолию и пробыла здесь довольно продолжительное время, исполняя различные послушания. И это из ряда вон выходящее событие, хотя и заставило волноваться ее супруга, нисколько не омрачило их подлинно христианской, жертвенной взаимной любви. Именно в то свое пребывание в Оптинской обители матушка за послушание своему преподобному старцу сподобилась продолжительного чудесного видения и таинственного духовного рождения, о чем сама поведала своей верной сподвижнице и послушнице Валерии следующее. «Это было летом 1920 года. Я была в Оптиной пустыни у отца Анатолия. Пробыла там неделю и попросила батюшку исповедовать меня перед причастием, но он возразил: «Ты еще не готова». При этом присутствовала одна незнакомая мне монахиня, сказавшая: «Проси исповеди, ты будешь умирать». Я снова стала просить исповеди. На что отец Анатолий отвечал: «Ну, хорошо, посылаю тебя в Шамординский монастырь*». Я сказала, что не знаю туда дороги, но отец Анатолий ободрил: «Пошлю с тобой Николая Стяжкина (блаженного)». С ним мы и отправились в путь.
Оптина пустынь сегодня
Недалеко от Оптинской обители увидели двух чудных юношей. Волосы у них были распущены, одеяния светлые, на груди — перевязь крестообразно (как у иподиакона), сзади — крылья. Они пошли рядом, по обе стороны от меня… На пути мы видели луга с растущими на них очень красивыми голубыми цветами. Идем дальше, а кругом — сухая земля. Вдруг впереди я увидела болото. Спросила юношей: «Откуда здесь болото, ведь земля такая сухая?» Они отвечали: «Это слезы тех, кто плачет о своих грехах». Прошли еще немного, и снова впереди показалось болото, поверхность которого была покрыта как будто бы гусиным пометом. Я удивилась: «Почему такая вода?» Юноши разъяснили: «Это слезы тех, кто плачет от обиды, гнева или раздражения». Идем дальше. Подошли к месту, где земля была покрыта огромными трещинами. Но дивные юноши шли так, словно трещин и не было. Я опять задала вопрос: «Отчего же земля такая?» «Это от скверных и бранных слов», — сказали они. Через некоторое время перед нами показались стоящие вдоль дороги черные, точно сожженные молнией, обугленные деревья. «Почему здесь такие деревья», — спросила я снова. «Все вокруг опалено от людской брани», — отвечали дивные юноши. Между тем мы подошли к ржаному полю, где рожь была выше человеческого роста. Посреди поля мои спутники и блаженный Николай вдруг стали невидимы. Не зная, куда идти дальше и что делать, я заплакала. Тут снова появились чудные юноши со словами: «Так мы отходим, когда человек согрешает. Стоим поодаль и плачем». Дальше мы пошли опять вместе. Показалась обитель. Мы вошли в ее ограду, потом — в домик, стоящий неподалеку. В нем посреди комнаты находилась большая купель, а вокруг нее — поющие ангелы. Здесь дивные юноши оставили меня и больше не появлялись. Возле купели я увидела свою покойную мать. Она произнесла: «Что ты, доченька, такая стала?» И я спросила ее: «Сколько же мне еще грешить в миру?» «Сейчас тебя будут крестить, доченька», — отвечала мама. Я услышала чудесное ангельское пение, и меня стали крестить, но плохо помню, как это было. От купели меня приняла одна Матушка, Которая и вывела меня из дома наружу. А там прямо по земле было постлано множество ковров до самого храма. Я спросила Матушку: «Что же это? Верно, владыку будут встречать». «Нет. Встречать будут тебя», — отвечала Она. Из храма навстречу нам вышли монахини с большими свечами в руках. Все они пели. Мы поднялись по ступеням храма, вошли вовнутрь. В храме монахини разделились. По одну сторону стояли вдовы, по другую — все остальные. Я сказала: «Матушка, я пойду к вдовам». «Пойдешь со Мной в паре», — произнесла Она. Все пошли парами к середине храма, где стоял небольшой столик. За столиком сидел священнослужитель с ножницами в руках. Матушка повернулась ко мне и сказала: «Сейчас будет твое пострижение». После этих слов я наклонилась, и у меня выстригли прядь волос. Затем все стали по очереди прикладываться к кресту. Мне же батюшка дал поцеловать крест крепко, и я подумала: «Вот как сильно я оскорбляла Бога». Две матушки повели меня под святые иконы в келью. Я слышала, как они говорили: «Сейчас будет умирать». Когда я возлегла на ложе, то почувствовала, как немеет мое тело. Мне подали чашу с горьким питием, я выпила его. И после этого вдруг очутилась в чудном храме, окруженная девами в белых одеждах. Меня тоже одели во все белое. Вижу, что из тела моего вынимают душу и, завернув ее в кружевное тюлевое одеяние, несут в алтарь. Когда вернули душу, тело вновь ожило. Матушка, с Которой я шла, позвала меня: «Идем со Мной». Мы вышли из обители, стали от нее удаляться. Вскоре подошли к пропасти. Внизу нее была трясина, где копошились людские тела и были слышны страшные крики. Тут подбежали бесы с хартиями. Они вопили, обращаясь к Матушке: «Ну, плати за нее». Матушка заплатила. Когда прошли через мост, пролегающий над пропастью, бесы злобно завопили: «Прошла этот мост!» Впереди показался еще один мост, но вода под ним, где тоже кишмя кишели люди, была уже светлее. Бесы снова подскочили с воплями и хартиями. И им было заплачено и на этот раз. После этого мы подошли к реке со светлой водой, людей там уже не было. Но через реку была перекинута очень узкая досточка. Матушка позвала: «Идем», а я испугалась и заплакала. «С добрыми делами пойдешь», — приободрила меня Она, но мне по-прежнему было страшно. «Ну, пойдем другой дорогой», — согласилась Матушка. Мы пошли мимо прекрасного луга. На этом лугу росла высокая как рожь трава, на которой висели капли воды, подобные виноградинам. И было удивительно, откуда же вода на травке, ведь солнышко светит. «Это слезы покаяния. У Господа не пропадает ни одной слезы, все сочтены», — разъяснила мне Матушка. Подошли к тому месту, где стояли черные обугленные деревья. Они были выкорчеваны, а земля была словно вспахана. Я поразилась: «Почему так скоро? Ведь совсем недавно деревья еще стояли». «Когда человек покается, Господь его грехи истребляет с корнем и ни одного раскаянного греха не попомнит», — услышала я в ответ. Перед нами снова показалась река с мостом. И снова с шумом, песнями и плясками навстречу нам выскочили бесы с гармонями и погремушками. Я сильно ужаснулась, зная, что любила петь и плясать. Бесы подошли к мосту и завопили: «Давай выкуп за нее, она нас веселила». Матушка заплатила. Мы поднялись на паром, бесы — за нами. Когда переправились, мы пошли вправо, к обители. Бесы же пошли влево, и все кричали: «Что же, Ты, блудницу поведешь в Царство Небесное?» «Все кающиеся Моими будут», — промолвила Матушка. И бесы с воплями отошли. У ворот чудной обители я увидела икону молящейся на воздусе преподобной Марии Египетской. Матушка указала на нее и сказала: «Мария Египетская была блудницей, а теперь, как видишь, стоит на три аршина от земли и молится за весь мир». Мы вошли в храм. И тут же открылись царские врата, и раздался возглас: «Со страхом Божиим и верою приступите». Однако людей вокруг нас не было. «Кого же станут причащать», — недоумевала я. «Тебя будут причащать», — пояснила Матушка. После причастия мы посетили все кельи, а потом вошли в отведенное мне жилище. Здесь Матушка вручила мне икону преподобного Серафима со словами: «Возьми, чтобы он тебе открыл духовные очи». Потом помазала мне в наказание уста чем-то черным и сказала: «Это за то, что ты в молодости бранилась». Уста мои погорели, но недолго. А Матушка позвала: «Пойдем, покажу тебе воздаяние за добрые дела». И я увидела бесконечно длинные столы. А на них — подаяния. За одним из столов сидела моя сестра. Матушка предложила мне сесть с ней рядом и угоститься. Когда возвратились в келью, Матушка сказала: «Опять пойду на землю мир спасать, а Меня отовсюду будут выдворять». После этого к нам вошел преподобный Серафим. И Матушка велела ему сопроводить меня обратно на землю. Глядя на меня, он произнес: «Как жаль мне провожать тебя в мир». Услышав это, я заплакала, а Преподобный утешил: «Не плачь, еще будешь петь с нами». После этих его слов я снова чудесным образом оказалась в Оптиной пустыни. Пошла к отцу Анатолию. Он стал поздравлять меня с тем, что я сподобилась такой благодати, подал небольшую икону Крещения Господня и сказал: «Ты прости меня, что я тогда тебя не утешил. Иначе бы ты ничего этого не получила». От батюшки Анатолия я пошла к отцу Нектарию. Он благословил меня и вместе с другими ввел в келью*. Там на меня надели новый подрясник. Отец Нектарий посадил всех за стол (примерно 20 человек) и дал одной из монахинь книгу для чтения. При этом он сказал: «Сейчас будет видение». И действительно, по келье разнеслось благоухание, будто от ладана, и сами собой открылись входные двери. Вошла Матерь Божия во славе, вместе с девами и святым Иоанном Крестителем, с преподобным Серафимом, Ангелами. В руках у Ангелов были райские ветви. Когда я увидела Божию Матерь в сиянии, то прослезилась и низко Ей поклонилась. Царица Небесная тоже всем поклонилась и вышла. Я негромко сказала сестре, сидящей рядом: «Божия Матерь вошла с девами и всем поклонилась». Но сестра отвечала: «Ты что? Умом тронулась что ли?» Оказалось, что никто ничего не видел. Я попросила у сестры прощения и почувствовала, что стала умом, как малое дитя. Батюшка Нектарий повел меня в келью отца Амвросия, где я ради послушания легла отдохнуть на его коечке. После всего мною увиденного и пережитого я чувствовала себя совершенно без сил. Некоторое время я прожила в Оптиной пустыни, исполняя послушания у батюшки Нектария: толкла целый большой рундук соли в маленькой ступе, сеяла муку, чтобы она не слеживалась. Когда снова увидела старца Анатолия, услышала такое напутствие: «Ну, чадушко мое милое, теперь поезжай домой. Ведь у тебя есть муж и дети». А я действительно словно бы ничего земного не помнила и сокрушалась: «Батюшка, как же я вас оставлю?». Но он настаивал. Тогда я взяла у него благословение и вся в слезах пошла на станцию. Вижу, что ищут меня там бесы, а сами сожалеют: «Ее перекрестили, теперь и не найдешь ее, и не узнаешь». А сами — кто с чем, некоторые с ножами. Мне стало очень страшно, но никто из них в мой поезд не сел. Домой я приехала в Великую Пятницу. Вижу: моя маленькая дочка ставит с отцом куличи. Мне все обрадовались, но я ничего не могла делать по дому и плакала. Родные утешали: «Не плачь, побудь с нами. Опять будешь ездить в Оптину». Еще долгое время я чувствовала себя как дитя. Когда приходила в храм, то плакала и не могла понять: почему всех детей подносят к Причастию, а меня — нет. Образ преподобного Серафима, данный мне Матушкой, хранится мной до сих пор. Когда я была в Оптиной пустыни, батюшка Анатолий написал моему мужу: "Дорогой раб Божий, твоя супруга находится в духовной больнице, ты о ней не безпокойся"». Как отмечает послушница Зоя (Афанасьева), в этом повествовании старицы как бы совмещаются два плана: перед ее отверзшимся духовным взором предстают картины и события неземного мира; и вместе с тем просвечивают вполне узнаваемые местные «оптинско-шамординские» реалии. Сначала это дивные оптинские луга «с растущими на них очень красивыми голубыми цветами», болотистые трясинки и «черные обугленные (от лесных пожаров) деревья» в окрестностях Оптиной. А затем и предшамординские поля («где рожь была выше человеческого роста»), и «пропасть» (Шамордино расположено так, что спуск к реке действительно кажется обрывающимся в бездну), и сама река «со светлой водой» — прозрачная Серёна. А обратный путь в Оптину на самом деле пролегал через сохранившийся до открытия возрожденной ныне обители монастырский паром… Обращает на себя внимание и то, что сопровождавшая Матрону во время основной части видения Матушка запечатлела ее внимание на двух святых: Марии Египетской и Серафиме Саровском. И именно их имена через много лет будут даны старице при ее монашеском и схимническом постригах. Заметим и то, что после возвращения в Оптину Матрона была одета в подрясник послушницы в стенах хибарки преподобного старца Амвросия, сподобилась там особого посещения Богородицы, после чего на длительное время стала младенцем по духу и исполняла продолжительные тяжелые монастырские послушания под непосредственным духовным попечением преподобного старца Нектария, отличавшегося целомудренной детскостью и какой-то особой младенческой чистотой. Особенностью его духовничества было то, что он не столько утешал приходящих к нему людей, сколько указывал им путь подвига, закалял человека перед ожидавшими его духовными трудностями, веря в великую силу благодати, помогающей тем, кто решительно ищет Правду и желает спастись. В ночь на 30 июля / 12 августа 1922 года преподобный Анатолий Оптинский Младший почил о Господе. При всей напряженности тогдашней обстановки, непрекращающихся гонениях, притеснениях, издевательствах и угрозах, его скоропостижная кончина оказалась неожиданной как для гонителей, так и для почитателей этого святого мужа. Тем ценнее то, что Матрона Поликарповна сподобилась получить его последнее благословение. Щадя ее как свое любимое духовное чадо, прозорливый старец Анатолий, за неделю до своего преставления отправил ее, говоря: «Поезжай, поезжай домой, мы с тобой еще увидимся». Она не хотела оставлять его в болезненном состоянии и сказала: «Батюшка, да вы ведь очень слабенький». «Ничего, — отвечал преподобный, — вот тебе письмо, прочитай его через неделю». Приехав домой, и, выждав назначенный им срок, она прочла: «Если бы ты была при моей смерти, то ты не вынесла бы этого. Матерь Божия вас не оставит, вся Оптина к вам переедет». Осиротев духовно, будущая великая старица искала общения с другими подвижниками, но таковых на свободе и в живых оставалось все меньше и меньше. В 1928 году почил в ссылке преподобный Нектарий Оптинский, был сослан в заточение и в 1936 году встретил свою кончину в далекой Сибири преподобный Оптинский старец Исаакий, к которым Матрона обращалась по благословению старца Анатолия еще при его жизни. Подвижница очень скорбела по этому поводу, пока не произошло чудесное и знаменательное событие, о котором поведал в 1973 году матушкиным духовным чадам хорошо знавший и глубоко почитавший ее иеросхимонах Нектарий (Овчинников). Было это в 1932 году. Матрона Поликарповна посетила один из монастырей, чтобы повидать старца, но к нему не попала, и тогда стала изливать скорбь перед иконой Божией Матери. Во время молитвы ее Кто-то тронул за плечо. Это была Дивная Жена, с Которой они пошли по монастырскому коридору. Им явился преподобный Сергий Радонежский. Обращаясь к шедшей рядом с матушкой Богородице, он произнес:
— Матерь Божия, спаси Россию!
Она отвечала:
— Нет, Россия не спасется.
Прошли еще немного, и им явился преподобный Серафим Саровский. Он обратился к ее Дивной Спутнице с той же просьбой.
— Нет, — услышала будущая схимница Серафима, — Россия не спасется.
В третий раз перед ними явился святой Александр Невский, взывая: «Матерь Божия, благослови русское оружие и русских воинов!»
В ответ на что прозвучало:
— Русские еще будут побеждать. И потом, обращаясь к Матроне, Пречистая сказала:
— В монастыри Я все даю, но не все получают. За отступление от веры монастыри закроются. Если монахи покаются, то их откроют через два года, если нет, то монастыри откроются лишь перед Вторым Пришествием.
Должного покаяния так и не произошло. Поэтому Господь попустил Церкви скорби. Стали закрываться монастыри. Усилились гонения. Пострадали многие из монахов, а некоторые из них ушли в мир. Из рядов тех, кто не радел о своем спасении, появились предатели, отступники и обновленцы. А многие из тех, кто жили по заповедям Божиим, стали исповедниками и мучениками. В годы войны сбылись и слова, сказанные Богородицей победоносному святому благоверному князю Александру Невскому: несмотря на понесенные тяжелейшие потери и испытания русское оружие по молитвам великого множества древних и новых, прославленных и безвестных отечественных подвижников и святых победило. Все это явилось подтверждением истинности данного Матроне откровения. В 1926 году в уже зрелом тридцатишестилетнем возрасте у Матроны Поликарповны и Кирилла Петровича рождается сын Михаил. Прошло еще восемь лет и их первенец Александр оканчивает строительный техникум, а в 1934 году Белоусовы переезжают в Воронеж. Проживая в Воронеже, Матрона Поликарповна знакомится и с тех пор постоянно духовно общается с настоятелем Михаило-Архангельской церкви села Ячейка Эртильского района Воронежской области игуменом Серафимом (Мякининым), без преувеличения отличавшимся святой и многоподвижнической жизнью. До самой его кончины он был матушкиным духовником и, скорее всего, от его рук она приняла свой монашеский постриг. А в пятидесятые годы примет схиму от руки их общего духовного сына — приснопамятного схиархимандрита Макария (Болотова), постриженника митрополита Зиновия (Мажуги). По воспоминаниям духовника Тамбовской епархии, протоиерея Николая Засыпкина отец Серафим был чудесным человеком, истинным монахом и добрым пастырем. Невзирая на сложность времени, к нему шли и ехали из разных городов и весей люди со своими житейскими и духовными вопросами и нуждами. И он умел всех утешить, всем давал добрые и полезные советы. Так что после беседы с ним наступали покой и умиротворение, и возникшие сложности казались не такими уж неразрешимыми. Вокруг подвижника-игумена образовалась небольшая община монахинь из закрытых монастырей, а также из новопостриженных тайных монахинь. Община существовала, конечно, нелегально, но жизнь в ней протекала строго по монастырскому уставу. Бывая в Киеве, отец Серафим общался с преподобным схиигуменом Кукшей (Величко), который начинал монашескую жизнь на Святой Афонской горе, после чего с 1913 года до пятилетнего тюремного заточения и пятилетней ссылки, начавшихся для святого в 1938 году, и после своего освобождения был насельником Киево-Печерской Лавры, а затем с 1951 года подвизался в Почаевской Лавре, с 1957 года — в Иоанно-Богословском Крещатицком монастыре на Волыни, с 1960 года — в Свято-Успенской патриаршей Одесской мужской обители, где и закончил свой жизненный путь в 1964 году. Хорошо знаком был игумен Серафим и со знаменитым схиархиепископом Антонием (Абашидзе), который с 1923 года проживал в Китаевской пустыни Киево-Печерской Лавры, куда к нему как к истинно духоносному старцу приезжали со всей России верующие люди. В 1933 году схиархиепископ Антоний был арестован и приговорен к пяти годам условного заключения. Он поселился на частной квартире неподалеку от закрытой Киево-Печерской Лавры, но по милости Божией дожил до ее открытия и в 1942 году был погребен в ее стенах. Высоко ценя этих святых мужей, старец Серафим не меньше дорожил своей духовной дружбой и с единомышленной им Матроной. Когда началась Великая Отечественная война, Матрона Поликарповна по свидетельству хорошо знавшего ее игумена Варсонофия ободряла и подкрепляла страждущих людей. А когда нигде не было воды, матушка из одного чайника чудесно напоила множество наших воинов. Перед началом немецкой оккупации Воронежа Матрона Поликарповна вместе с мужем, дочерью Ольгой и тремя внуками спешно покинули город и стали беженцами. Ничего лишнего они с собой не брали. Кирилл Петрович вез салазки с детьми, а матушка несла в руках литографическую икону Скорбящей Божией Матери. Выбившись из сил, они остановились в одном из деревенских домов у самой линии фронта. Внуки плакали от голода, но накормить их было нечем. Матушка успокаивала их, говоря: «Сейчас, сейчас, ребята, мы вас накормим». Взяв в руки икону Богородицы, она вышла помолиться, и, упав перед образом Царицы Небесной, со слезами просила Ее о заступлении и милости. И молитва эта была столь пламенна, что от крыши дома до неба образовался яркий как огонь столп, который заметил оказавшийся неподалеку милиционер. Заподозрив, что кто-то подает сигнал немцам, он вбежал в дом, но, увидев слезно молящуюся сияющую матушку, вышел из приютившего ее дома в изумлении. В ответ на эту молитву вскоре же нашлись добрые люди, которые принесли шестерым изможденным путникам распаренный овес и квашеную капусту. А матушка, вспоминая об этом, говорила: «Молитва, приносимая от чистого сердца, проходит сквозь небеса прямо к Престолу Божиему». Матрона Поликарповна необыкновенно почитала Царицу Небесную и часто повторяла: «Как же Матерь Божия всех нас любит!» Особенно тронули ее слова Царицы Небесной, сказанные Матроне во время самого первого из Ее чудесных посещений: «Иду мир спасать, а Меня отовсюду выбрасывают» (выносят из домов на поругание Ее святые иконы). «Все кающиеся Мои будут», — говорила ей Богородица, поэтому матушка наставляла: «Никогда не надо отчаиваться. Надо иметь надежду, и Матерь Божия нас не оставит». Она особенно часто читала молитву: «Все упование мое на Тя возлагаю, Мати Божия, сохрани мя под кровом Твоим». И свидетельствовала, что бесы, не вынося этой молитвы, мстили ей и как будто сверлили ее поднимаемую для крестного знамения руку. Муж матушки, Кирилл Петрович, каждый день читал акафист Тихвинской богородичной иконе. Много и усердно молилась и сама матушка. Иногда кто-нибудь из близких, по-человечески жалея ее говорил: «Матушка, ну сколько же можно молиться?». «Сейчас, сейчас… Вот теперь уже можно… Бог поможет», — произносила она. И действительно велика была сила матушкиной молитвы, которая всегда была действенна. Внучка Матроны Поликарповны Юлия, рассказывала о случае, происшедшем с ее отцом, Александром, когда он был на фронте. Однажды во время очень тяжелого и кровопролитного боя он все время видел перед собой как бы изображение своей матери по грудь. Пули свистели беспрестанно, погибло много солдат, но он остался цел и невредим. Как только немцы оставили Воронеж, Белоусовы возвратились домой. 30 августа / 12 сентября 1943 года, в день памяти небесного покровителя Русской земли, святого князя Александра Невского в Богоявленском кафедральном соборе города Москвы состоялась интронизация Сергия (Страгородского), избранного Патриархом Московским и всея Руси на специально собравшемся для этого 8 сентября архиерейском Соборе. В первый же день своего избрания Патриарх Сергий обратился ко всей российской пастве с посланием, в котором главным образом сосредоточил свое внимание на нестроениях и болезненных язвах церковной жизни, которые возникали от крайне ненормальных условий, в которые была поставлена Церковь и которые явились следствием жестоких гонений на нее. Приведем выдержку из этого послания: «В „Православном исповедании Восточных Патриархов“ указано, что хранителем православной веры у нас является не епископат, не духовенство, а сам верующий народ. Значит, каждый член данной православной общины обязан участвовать в охранении православной веры, содержимой этой общиной». Искренне верующих мирян Патриарх призывал к бдительности, к наблюдению за деятельностью приходских советов, которые уже решительно отличались от беззаветно преданных Церкви двадцаток 20-30-х гг., теперь они, как правило, были подобраны инстанциями, контролировавшими церковную жизнь: "Если приходской совет общины, например, принимает священника с сомнительной хиротонией, никто из рядовых членов общины не может молчать. На нем лежит ответственность охранять веру, и он будет отвечать перед Богом, если со своей стороны не предупредит ее нарушения. Если бы мы всегда помнили эту нашу обязанность, по-настоящему дорожили бы своей верой и благосостоянием святой Церкви, очень многих из ошибок и злоупотреблений, засоряющих теперь нашу церковную практику, не было бы. Рожденный от Бога, как говорит апостол, хранит себя, и лукавый не прикасается к нему (1 Ин. 5, 18)». По милости Божией Церковь получила возможность назначать епископов на вакантные кафедры и открывать новые приходы. В конце 1943 года епископат Русской Православной Церкви уже состоял не из 19, как это было в сентябре, а из 25 правящих архиереев, а в марте 1944 года, за два месяца до кончины Патриарха Сергия, насчитывалось уже 29 архипастырей. В их числе 19 марта этого года на вдовствующую Воронежскую кафедру был хиротонисан и возведен епископ Иона (Орлов). 28 ноября 1943 года было принято постановление Совнаркома № 1325 «О порядке открытия церквей». Согласно этому постановлению, ходатайство верующих о регистрации религиозной общины и предоставлении храма сначала должно было рассматриваться в местных органах власти. Затем они должны были направлять материалы в Совет по делам Русской Православной Церкви. Совет по рассмотрении всех обстоятельств выносил предварительное решение по ходатайству верующих, которое окончательно утверждалось уже Совнаркомом. Столь сложная процедура, конечно, призвана была притормаживать процесс возвращения Церкви ее разоренных храмов, но самому процессу все-таки дан был ход. Назначенные на кафедры епархиальные архиереи прилагали усилия для возвращения церквей, занятых под склады или клубы. В связи со всем вышесказанным, весной 1944 года по благословению новорукоположенного правящего архиерея Воронежской и Задонской епархии, епископа Ионы Матрона Поликарповна Белоусова становится членом двадцатки и возглавляет исполнительный орган возобновляющей свою деятельность общины Свято-Никольского кафедрального собора города Воронежа, полагая тем самым начало новому для себя самоотверженному ктиторскому подвигу. 14/27 мая 1944 года в исполнительный комитет Центрального районного совета депутатов трудящихся города Воронежа поступило заявление «группы верующих, желающих добровольно объединиться для совершения религиозных обрядов по православному вероисповеданию» с письменным ходатайством «о регистрации религиозной общины при Никольском соборе» города Воронежа, расположенном по улице Таранченко, 19А, «и о передаче» им «в бессрочное, бесплатное использование молитвенного здания, находящейся при нем сторожки и культового имущества». К заявлению были приложены списки членов двадцатки, исполнительного органа, Ревизионной комиссии, анкета на служителей культа, инвентарная опись и договор. Под заявлением стоит двадцать подписей, центральное место из которых принадлежит Матроне Поликарповне Белоусовой*. Действительность подписей заверена благочинным православных церквей Воронежской епархии, протоиереем Ал. Образцовым и секретарем исполкома Галчинской А. Я.
Типовой договор гласил:
«Мы, нижеподписавшиеся граждане г. Воронежа заключили с исполнительным Комитетом Центрального Райсовета Депутатов Трудящихся в лице его полномочного представителя Галчинской А. Я., секретаря исполкома в том, что 27 числа мая месяца 1944 г. приняли от Исполкома Центрального Совета депутатов Трудящихся в бессрочное бесплатное пользование находящееся в г. Воронеже ул. Таранченко 19А одноэтажное каменное церковное здание, с находящейся при нем сторожкой и богослужебными предметами по особой нами подписанной описи на нижеследующих условиях:
1. Мы, нижеподписавшиеся граждане, обязуемся беречь переданное нам церковное здание и прочее имущество и пользоваться им исключительно соответственно его назначению, принимая на себя всю ответственность за целость и сохранность врученного нам имущества, а также за соблюдение лежащих на нас по этому договору других обязательств.
2. Храмом и находящимися в нем богослужебными предметами мы обязуемся пользоваться и представлять их в пользование всем нашим единоверцам исключительно для удовлетворения религиозных потребностей.
3. Мы обязуемся принять все меры к тому, чтобы врученное нам имущество не было использовано для целей, несоответствующих ст. ст. 1 и 2 настоящего договора.
4. Мы обязуемся из своих средств производить оплату всех текущих расходов по содержанию церковного здания и сторожки при нем, а также и находящихся в нем предметов, как то: по ремонту, отоплению, страхованию, охранению, по оплате долгов, налогов, местных обложений и т. п.
5. Мы обязуемся иметь у себя инвентарную опись всего богослужебного имущества, в которую должны вносить все вновь поступающие (путем пожертвований, передач из других храмов и т. д.) предметы религиозного культа, не представляющие частной собственности отдельных граждан.
6. Мы обязуемся допускать беспрепятственно, во внебогослужебное время, представителей Центрального Совета депутатов трудящихся и Уполномоченного Совета по делам русской православной церкви при СНК Республики, или облисполкоме к периодической проверке и осмотру имущества.
7. За пропажу или порчу переданных нам предметов мы несем материальную ответственность солидарно, в пределах ущерба нанесенного имуществу.
8. Мы обязуемся в случае сдачи принятого нами имущества возвратить его в том самом виде, в каком оно было принято нами в пользование и на хранение.
9. За непринятие всех зависящих от нас мер к выполнению обязанностей, вытекающих из сего договора, или же за прямое его нарушение, мы подвергаемся уголовной ответственности, при чем настоящий договор в таком случае может быть расторгнут.
10. В случае желания нашего прекратить действие договора мы обязаны довести о том письменно до сведения исполкома Центрального Совета депутатов трудящихся, при чем в течение недельного срока со дня подачи такого заявления, мы продолжаем оставаться обязанными этим договором и нести всю ответственность по его выполнению, а также обязуемся сдать в этот период времени принятое нами имущество.
11. Каждый из нас, подписавший договор, может выбыть из числа участников договора, подав о том письменное заявление исполкому Центрального Совета депутатов трудящихся, что, однако, не освобождает выбывшее лицо от ответственности за ущерб, нанесенный церковному зданию и прочему принятому имуществу в период участия выбывшего в пользовании и управлении имуществом до подачи указанного заявления.
12. Ни кто из нас и мы все вместе не имеем право отказа кому бы то ни было из граждан, принадлежащих к нашему вероисповеданию и не опороченных по суду, подписать позднее сего числа настоящий договор и принимать участие в управлении упомянутых в сем договоре имуществом на общих основаниях со всеми его подписавшими». Договор скреплен и заверен теми же подписями и печатями, что и заявление.
Что же передали общине полуразрушенного кафедрального собора богоборческие власти? Ознакомившись с описью переданного в руки старосты храма и девятнадцати ее сподвижников имущества, составленной беглым, но каллиграфическим почерком отца благочинного, мы увидим, что все, что было возвращено верующим воронежцам, было либо ветхим и изношенным, либо настолько «простой работы», что не привлекло хищного внимания разорявших ставшую теперь кафедральным собором Свято-Никольскую церковь, сильно поврежденную за год и два месяца до этого — в марте 1943 года — во время бомбежки.
В списке «Членов Религиозной Общины Никольского собора г. Воронежа (Таранченко, №19-а)» пятидесятитрехлетняя домохозяйка Матрона Поликарповна Белоусова значится под номером один, а ее верный и надежный помощник и спутник жизни Кирилл Петрович, трудившийся тогда на фармацевтическом заводе рабочим, стоит четвертым. В столбце «Судимость» у них отмечено, что они не судимы, а в графе «Местожительство» значится, что жили они тогда по адресу 1-я Конно-стрелецкая улица, 15.
Возглавляет Матрона Поликарповна и список Исполнительного органа религиозной общины Никольского Собора г. Воронежа, состоящий из трех человек, представленный властям 27 мая 1944 года. Интересно то, что названный исполнительный орган был зарегистрирован «уполномоченным Совета по делам русской православной церкви при СНК СССР по В/О В. Гостевым» лишь через пол года — 14 ноября 1944 г., в день матушкиного пятидесятичетырехлетия.
Назад к списку
